придется вернуться. Ты сказала, что ничего не знаешь, и мы сразу ушли. Так дело было?

Ира заторможено кивнула, как бандерлог, при встрече с удавом Каа.

— И на что вы жаловаться собрались, уважаемая?

— Мне дочь рассказала чуть по-другому. — мадам бросила испепеляющий взгляд на съежившееся у косяка чадо: — Но моя дочь с Янкой этой не общалась. Я ей запретила.

— Не, ну это конечно все меняет. Я вас попрошу, с нашим сотрудником пройти куда-нибудь, и он, от вашего имени, напишет объяснительную.

— Это еще зачем? — мама Иры сдаваться не собиралась.

— Так положено. Мама Яны сказала, что ваши девочки дружили. Это в протоколе записано. Мы обязаны опросить или вашу дочь или вас по данному поводу. Формальности.

— Я вам еще раз говорю, моя дочь не имеет ничего общего с этой вертихвосткой. И моя дочь никогда бы так не сделала, как эта…

— Отлично. Тогда расписку напишите, и мы пойдем?

— Какую еще расписку?

— Ну как какую. Расписка дана в том, что моя несовершеннолетняя дочь не такая порочная как ее подруга Яна, и если она исчезнет, я не буду обращаться в органы внутренних дел, так как с ней ничего плохого случиться не может.

— Вы какую-то глупость сейчас сказали!

— Да нет, Татьяна Николаевна Бурова, это вы глупости сейчас творите. Пропал ребенок шестнадцати лет, и какое бы вы мнение не имели о поведении Яны, она ребенок, а ее мама, такая же женщина, как вы, уже сутки бегает по району, ищет свою девочку. И вы, вместо того, чтобы помочь нам, скандалы устраиваете на пустом месте, не даете нам работать.

— Ладно, пойдемте писать ваши бумажки. Только обувь снимайте. — хозяйка и Руслан исчезли в глубине квартиры. Я и Ира, не поднимающая глаза на меня, остались стоять в коридоре. Ну раз девочка глаза не поднимает, я сам сунул ей в лицо фотографию, потом еще одну, потом…

На третьей фотографии девочка отпрянула от меня и закрыла лицо руками.

— Что, не понравилось? — я сунул в карман фотографии из старого розыскного дела: — Ведь тут все так же начиналось. Девочка ушла из дома. Подружка знала, с кем она встречается, но промолчала. А рассказала она обо всем, что знала, только когда труп девочки нашли через полгода, в лесу, ветками закиданный и погрызенный живностью лесной. А когда преступника нашли, то оказалось, что в этот момент девочка еще была жива, и ее можно было спасти. А знаешь, почему на похоронах гроб закрытый бывает? И то, что от красивой девочки осталось, совсем не в белом, венчальном платье хоронят, а скорее, в мешке.

— Там не преступник! — еле слышно прошептала Ира.

— Расскажи, мы сами разберемся. Нам главное убедиться, что с Яной все в порядке.

— Там не преступник. — Ира воровато оглянулась в сторону кухни, откуда доносились неразборчивые голоса: — Она с мальчиком познакомилась, взрослым. Сказала красивый. Он ее на дачу позвал, на шашлыки. Янка и меня позвала, сказала, что ее парень друга позовет, но я маму побоялась…

— Как парня зовут?

— Не знаю, вернее не помню, Слава или Стасик. Она сказала, что на дачи надо плыть на пароходе, но это долго, или «Метеоре», за полчаса добраться можно. И еще пешком идти три километра. А больше я ничего не знаю.

— Как пристань называется?

— Не знаю. Ягодная или Рябиновая, или еще как. Я правда не знаю. Вы только маме не говорите, она мне с Янкой запрещает общаться, а больше со мной никто не дружит.

— Понятно. Ладно, пока. Сотруднику нашему скажи, что я его внизу, в машине жду.

Когда Руслан, спустя десять минут, вышел из подъезда, я терзал атлас автомобильных дорог СССР. Территория нашей области занимала две страницы этой толстой книги и часть пристаней регулярных рейсов речного флота на карте было обозначено. Ягодное название имела только пристань «Черемушки», до которой судно на подводных крыльях шло от «Речного вокзала» примерно сорок минут, а «бюджетный» теплоход телепался часа три-четыре.

— Ну что, взял объяснительную?

— Да, взял. — Артур гордо показал бланк.

— Молодец. А мне Ира на ушко сказала, что Яна с взрослым парнем поехала на шашлыки, за город, скорее всего вот сюда! — мой палец ткнулся в голубой якорек на карте.

— Почему ты меня отослал дурацкое объяснение брать? — решил обидеться стажер.

— Объяснение не дурацкое, а необходимое. Я же правду сказал, что если мама Яны сослалась на дружбу с Ирой, должна быть бумага от Иры или ее мамы А, кроме всего прочего, ты выполнял ответственное дело — отвлёк маму Иры, так как при маме Ира никогда бы ничего мне не сказала, очень уж она маму боится. Поехали в отдел — надо дежурному доложить, что мы накопали.

В РОВД дежурный равнодушно махнул рукой:

— Вон материал проштампованный по «потеряшке», суньте объяснительную туда и, тебя Павел, у кабинета заявитель ждет.

— Ты меня, Михалыч, извини, но я бы, на твоем месте, отправил бы нас девчонку на дачах искать. — сидеть в душном отделе не хотелось категорически, а вот мотануть на природу, поискать неторопливо пропавшую девчонку, искупаться, по возможности, захотелось неимоверно.

— Объясни?

— Ну сам рассуди — девчонки нет вторые сутки. Она, как ни крути, еще несовершеннолетняя. А не дай бог, что случится? Я-то рапорт напишу, и в материал суну, а с тебя утром спросят, если девчонка не найдется. И если ты считаешь, что я сейчас твои заявки выполню, а потом, вечером, по темноте, поеду на эти дачи, девчонку искать, то сразу говорю — не поеду. Если ехать, то сейчас, пока светло. Да и ты туда дежурку не отправишь, сто процентов, туда дорога не менее тридцати километров, там по дачам километров пять кружить, и обратно тридцать километров. Это как раз, для «УАЗика» двадцать литров уйдет. Хватит у тебя бензина? Так что решай, а я пойду пока с потерпевшим общаться.

— Стой, Паша. Давай, правда, езжай на эти дачи, а то мало ли что.

— Руслан, со мной поедешь?

— Конечно поеду! — стажер горел желанием ехать, хоть за край света.

— Тогда рацию, где-нибудь, возьми. А то не дай бог, что случится, хоть до Колывани докричимся.

Через тридцать километров красивейшего шоссе, идущего то через сосновый бор, то через язык Васюганских болот, дорожный указатель сообщил нам, что до пристани Черемушки надо свернуть направо и ехать пять километров. Мы свернули вправо, и я проклял все. Приятная прогулка перестала быть таковой, а возможность искупаться не стоило тех мучений, что выпало на долю меня и машины. Через двести метров лесной проселок сменился трассой для танковых колонн, облака пыли, окутавшие машину, заставили поднять стекла и нас тут же окружила липкая духота. Короткую машину подбрасывало то вниз, то вверх, и дорога казалась бесконечной. Но все, когда- нибудь кончается. Поплутав по полям, над которыми, в бреющем полете, носились тучи огромных оводов, мы выехали на берег Реки, где зеленела серо-зеленая туша дебаркадера с вывеской на крыше «Черемушки».

— А тут два садовых общества. — Совсем не обрадовал нас смотритель пристани: — Вот туда три километра и вон туда два.

Садоводы располагались в противоположных направлениях, мы почему-то решили начать с левого.

Ворота первого дачного общества украшала лаконичная надпись «Кедр». Дом сторожа был закрыт, мы долго стучали в дверь под истеричный лай, рвущегося с цепи, кобеля, но дверь нам никто не открыл.

— Ну что, Руслан, едем искать личным сыском?

— Это как? — не понял стажер.

— Тупо едем по улицам и расспрашиваем всех встречных-поперечных. По причине середины лета, дачников на узких улочках было очень много, основной трафик движения взрослых и детей был в направлении берега реки и обратно. Особую опасность представляли для меня малолетние велосипедисты, которые, не глядя по сторонам, на безумной скорости, выскакивали из каких-то узких проулков, чудом не столкнувшись с моей машиной, метеорами исчезали вдали.

Взрослые аборигены, слившиеся с природой, с трудом воспринимали наши вопросы, через некоторое время сведенные в схему:

— Здравствуйте, милиция. Вот эту девочку не видели? Внимательней посмотрите, пожалуйста. А молодые компании на соседских дачах не видели? Ночью шума на участках не слышали? Вас кто-нибудь беспокоил вчера или сегодня– какие-нибудь крики, пьяные компании? Нет? Спасибо вам большое.

Так, очень медленно мы прошлись по всему обществу, как ткацкий челнок, получили информацию от одной молодой парочки о паре шумных компаний. Парочка оказалась молодоженами, нашедшими уединение за городом, так как жили они в Городе в квартире родителей